Антей Надежда Тэффи Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора". Надежда Тэффи Антей Сколько ни хлопотал Иван Петрович, отпуск ему дали только в начале июля. Семья давно уже была в деревне, и Иван Петрович рвался туда всей душой. Сидя в вагоне, он набрасывал в записной книжке: «Я жажду коснуться земли. Припасть к ней всей грудью. Впитать в себя ее соки и, как Антей, набравшись от этого общения новых сил, кинуться сновав битву». «Битвой» Иван Петрович называл хлопоты о переводе на другое место с высшим окладом. Так размышляя, подъехал он к последней станции. Было уже часов одиннадцать вечера. На платформе ждал его высланный навстречу кучер. – А барыня? А барышня? Захворали, что ли? Отчего не встретили? – Оне уж спать полягали! – ответил кучер равнодушно. – Как странно! Так рано! Встают, верно, в шесть… Сел в коляску. Всю дорогу строил планы новой жизни. – Вставать, конечно, не позже шести. Хорошо иногда и встретить солнце с женой и свояченицей… Прямо с постели – в воду. Вода в речке холодная… бррр… На весь день юн и свеж. Затем стакан молока с черным хлебом и верховая прогулка. Если дождь, надел плащ и – марш. Затем легкий завтрак. Потом работать, работать, работать! Перед обедом игра с детьми в крокет. После легкого обеда прогулка совместная с детьми. Организуем пикники… Потом легкий ужин, чтение и на боковую. Роскошь! Сколько за это время прочтешь, как поправишь организм? До усадьбы не больше шести верст. Приехали быстро. – Не беспокойте барыню. Пусть спит. Устроился в кабинете. Выпил чаю. Заснул. Утром вскочил, взглянул на часы. Половина двенадцатого. Ну, да ведь не начинать же с первого дня. Пусть пройдет дорожная усталость. Оделся, пошел в столовую. Вся семья за столом. Пьют чай, едят ветчину. – Это что же? Легкий завтрак? – Нет. Чай пьем. Только что встали. – Что же это с вами? – Да так. – Отчего вчера не встретили? – Это после ужина-то да шесть верст трястись! Съешь кусочек ветчины. До обеда еще полтора часа. – Так рано обедаете? – Нельзя позже. Не дотерпеть. Иван Петрович посмотрел пристально на жену, на свояченицу, на детей. И больше ничего не спрашивал. Лица у всех были круглые, глаза припухшие, рот в масле. Жевали бутерброды, а глазами намечали себе новые куски на блюде. – А вы запаслись каким-нибудь чтением? Жена сконфузилась. – Есть «Нива». От покойной тетушки. – «Нива»? – Ну да. Чего же тут особенного? Вот Лиза «Сергея Горбатова» читает. – Гм… Может быть, пойдем пройтись? – Теперь не стоит. Сейчас накрывать будут. Лучше после обеда. – После обеда жарко, – сказала свояченица. – Ну, вечером. Торопиться некуда. – Ну, ладно. Я после обеда с детками в крокет поиграю. Необходимо хоть маленькое физическое движение. Дети посмотрели на него припухшими глазами недоверчиво. Потом сели обедать. Ели серьезно и долго. Говорили о какой-то курице, которую где-то ели с какими-то грибами. В разговоре приняли участие и дети, и нянька. Потом горничная, служившая еще покойной тетушке, очень живо и ярко рассказала, как тетушка фаршировала индюка. Иван Петрович злился. Изредка пытался заводить разговор о театре, литературе, городских новостях. Ему отвечали вскользь и снова возвращались к знакомой курице и тетушкиному индюку. Сразу после обеда он ушел в свою комнату разбирать вещи. Стал просматривать книги, в глазах зарябило так странно и приятно. Затем пришла откуда-то очень симпатичная курица, села на диван и закурила папиросу. Разбудил его голос жены, предлагавшей ему раков. – Каких раков? Почему вдруг раков? – Очень просто. Сейчас принес мужик, я и велела сварить. Лиза любит. Иван Петрович, еще плохо соображая, пошел в столовую. Там сидела свояченица и ела раков. – Ну, как это можно? – возмутился Иван Петрович. – Ведь только что обедали! Но сел за стол и загляделся. Свояченица ела раков артистически. Надломит клешню, обсосет, очистит шейку, поперчит, оботрет корочкой скорлупку… Три минуты смотрел он, на четвертой на выдержал. С тихим стоном протянул руку и выбрал рака покрупнее… В пять часов пили чай, ели простоквашу, ягоды я варенец. Отдыхали на балконе, ужинали поплотнее и отправились спать. – Завтра, после верховой езды, поиграю с детками в крокет, – сказал Иван Петрович, зевая. Вечером занес в книжечку: «У меня мало общего с женой. Из хрупкого существа, полного интеллигентных порывов, она обратилась в жвачное животное. Я чувствую себя, как связанный орел, у которого висят на крыльях жена, дети и своячени…» Он заснул. * * * Конец июля. – Чего вы тянете с обедом? – ворчит Иван Петрович. – Уже без четверти час! Ни о чем не подумают. – Ты бы успел еще выкупаться, – говорит жена. – Сам же кричал, что хочешь купаться. – Покорно благодарю. По этой жарище в гору переть! Купайся сама. Что же, обед скоро? Прикажи пока хоть яичницу сделать, что ли. Не могу я голодать. Мне это вредно. Я поправляться приехал, а ты меня как лошадь тренируешь. Где Лиза? – «Ниву» читает. – Опять с книгой! Безобразие. Летом отдыхать надо, поправляться, а не над книгой сохнуть. Начитается зимой. Хоть бы раков принесли, что ли. После обеда и закусить нечем будет. Ни о чем не подумают. – После обеда ты, кажется, хотел пикник устроить, – говорит жена. – Пикник? Кто ж в такую жару пикники устраивает. Для пикника нужен серенький денек. Осенью хорошо. Да мне, кроме того, еще работы много. Нужно еще вещи разобрать. До сих пор не успел, все некогда было. – А вечером, папочка, в крокет будем играть? – Ну, чего пристали? Видите, отцу некогда. Уж не маленькие. Пора бы понимать. – Глаша, горничная, говорит, что у тетушки жила кухарка, которая умела печь новогородские лепешки, – рассказывает жена. – Да что ты? Неужели? И вкусные? – Очень. С картофелем, с морковкой. – И с морковкой? Быть не может! И что же, с маслом или как? Вечером Иван Петрович заносил в книжку: «…буквально ничего общего. Где ее любовь? Куда девалась ее страсть? Третий день сижу без простокваши! Не может понять, что я – труженик и должен, как Антей, коснувшись земли, набраться новых сил».